Перикл - Страница 75

Всем им Перикл решил назначить ежедневную оплату, а кроме того, раздавать афинянам деньги на посещение театров и оказывать другие вспомоществования, особенно бедным. Только за участие в Народном собрании решено было не платить.

— Присутствие на Собрании — не служба, а святой долг каждого афинянина, — сказал Перикл. — За это — ни обола. Говоришь, Фукидид взовьётся от злости?

— Взовьётся, — ответила Аспасия.

— Охотники любят сбивать птиц на взлёте...

Утро выдалось ясное, но прохладное — трое суток до этого лил дождь, всё остыло — земля, камни, дома, само небо. Лужи на улицах сверкали, как слюда, ветви на деревьях опустились под тяжестью влаги, трава вдоль оград лежала мокрая и тёмная, голоса и стук тележных колёс гулко разносились в застывшем до неподвижности воздухе, птицы радостно щебетали, встречая солнце после утомительных дождливых ночей и дней.

В это утро легко работалось глашатаям: крикнешь в одном конце улицы — и вот твой голос возвращается к тебе эхом с другого конца. И ввысь летит, и в стороны. Глашатаи идут по разным улицам, но слышат друг друга, словно находятся рядом. Сегодня они созывают афинян на Пникс, на Экклесию, Народное собрание. Голос глашатая — как голос божества: ни ослушаться, ни перечить ему никто не имеет права. И не услышать не может: голоса у глашатаев могучие, глухого разбудят, и благозвучные, зовут, не пугают.

— На Пникс, на Экклесию, граждане! Совет созывает Экклесию, Перикл предлагает новый закон!

Перикл — это всегда неожиданность, правда. Не всегда приятная. А афиняне ничего так не любят, как новости. «Если не случается ничего нового, то и жизнь не случается», — говорят они. И готовы охотиться за новостью хоть целый день, с утра до ночи. Тоскуют и видят печальные сны, если охота была неудачной. Радуются и созывают друзей на симпосии, если удастся раздобыть новость — тогда на всю ночь хватит разговоров, иначе — уснут уже после третьей чаши.

— На Пникс, граждане, на Экклесию! — кричат глашатаи, не уставая.

Кто успел открыть с утра лавку или мастерскую, спешно закрывает её. Сони вскакивают с постелей, словно их вдруг окатили холодной водой. Кто сильно проголодался за ночь — ест: на ходу жуёт лепёшки, заедает сыром, кто потерпеливее — собрал еду в узелок, запасся водой или вином. Экклесия длится не один час, и пока говорят ораторы, приятно утолить голод и жажду, перебрасываясь словами с соседями. Переговариваться и угощать соседей в таких случаях просто необходимо — так определяется общее мнение, которое потом надо выражать криками, аплодисментами, свистом или топаньем ног.

Со скрипом и грохотом запираются городские ворота — в дни Экклесий город не принимает ни гостей, ни торговцев и бдительно охраняется на случай неожиданного нападения врагов — так повелось с давних пор.

Одни торопятся, почти бегут на Пникс, другие идут медленно, важно, отчего скифские стрелки, стражники, покрикивают на них, торопят. На Пниксе афинян встречают лексиархи и их помощники, гонят прочь тех, главным образом юнцов, которым ещё рано посещать Экклесию, и чужестранцев, граждан же равномерно распределяют по площади, чтобы все могли видеть и слышать ораторов, ограждают входы на Пникс красными канатами, через которые без разрешения лексиархов никто не смеет переступить ни в ту, ни в другую сторону. А кто нарушит ограждение самовольно, уплатит штраф, после которого будет долго вздыхать и чесать затылок.

Эпистат поднялся на Камень и потребовал тишины. Стало тихо, хотя и не настолько, чтоб было слышно, как, встревоженные большим стечением народа, носятся, крича и рассекая воздух крыльями над Пниксом, чайки и голуби. Это станет слышно потом, в паузах между словами ораторов, когда все замолкают, чтобы не пропустить что-либо важное.

Появился жрец с заколотым поросёнком. Держа тушку за задние ноги, он обошёл всю площадь, заполненную афинянами, орошая землю каплями стекающей крови и повторяя слова привычного заклятия:

— Да будут произнесены речи и приняты решения врагам на горе, афинянам на благо, да оградят наш город от всяких бед отечественные боги.

Перикл стоял у Камня и ждал, когда вернётся жрец и эпистат прокричит: «Начинаем, граждане!»

И вот эта минута пришла — эпистат объявил о начале Экклесии. Гул голосов затих, как откатившаяся волна.

— Перикл, сын Ксантиппа из Холарга предложил, Совет обсудил и выносит на ваш суд закон о вознаграждении всех избранных голосованием и назначенных по жребию афинских магистратов, о зрелищных деньгах и других вспомоществованиях. Совет предлагает одобрить новый закон, но вам решать, граждане, после разъяснений Перикла и выступлений ораторов! — сказал эпистат и уступил место на Камне Периклу.

Сейчас он скажет о небывалом, и, если афиняне одобрят его предложение, наступит другая жизнь: пятьсот пританов, шесть тысяч гелиастов, двести чиновников других рангов, а всего две трети афинских граждан будут регулярно получать вознаграждение за свою службу, да и другие не останутся без вспомоществований. Отныне жизнь афинян станет обеспеченной в такой мере, что никому не придётся охотиться за куском хлеба или глотком вина, у всех появится необходимая пища, одежда, имущество, жильё, свободные граждане станут по-настоящему свободными не только от страха преследования неумеренной власти, но и от нужды. Гарантия от преследования властей — демократия, гарантия от нужды — умелое ведение хозяйства, мощь и богатство государства, Афин, властвующих над всем эллинским миром. Демократия и Афинский союз — источник небывалых благ для афинского народа.