— Одобрит ли Перикл наши действия, возвратившись домой? На последней Экклесии он сказал о Фукидиде так, что не следует подвергать его суду остракизма, поскольку он делает афинян бережливее и зорче.
— Перикл одобрит наши действия, — сказала Аспасия убеждённо.
— Тогда начнём, — согласился Фукидид. — Мне, признаться, тоже надоел этот Фукидид. Два Фукидида для Афин — непозволительное излишество, — улыбнулся он. — Вот если бы было две Аспасии, вторую я взял бы себе.
— Аспасию-Омфалу, Аспасию-Деяниру, Аспасию-Геру? — усмехнулась Аспасия.
— Да, я читал комедию Кратина, — признался стратег. — Следовало бы наказать Кратина за нанесённое оскорбление, но поэтов наказывать нельзя — они любимцы богов, говорят.
— Так о поэтах говорят сами поэты. А боги о них молчат... Вот мысль, которая достойна стать законом: нужно запретить поэтам выводить на сцену афинских граждан под их собственными именами. Мне рассказывали, что этот Кратин в другой комедии, которая называется «Фракиянки», называет Перикла «сыном Смуты», говорит, будто он строит храмы, театры, дороги, арсеналы, верфи и статуи только на словах, а не на деле. Там актёр, изображающий Перикла, появляется в дурацком головном уборе, который должен напоминать макет Одеона, а хор при этом объясняет, что это Перикл тащит на макушке Одеон, стараясь задобрить народ, который мечтает изгнать его из Афин... Найди людей, которые собрали бы в сочинениях поэтов всё, что порочит наших граждан, и пусть эти люди предложат Совету и Экклесии закон. Эти два подарка мы должны подготовить ко времени возвращения Перикла: изгнать вождя олигархов и запретить поэтам порочить своих сограждан. Мы можем это сделать, Фукидид? — спросила Аспасия стратега.
— Мы постараемся это сделать, — ответил Фукидид.
Закон против поэтов был принят уже на следующей Экклесии, а предложение об остракизме Фукидида собрание не поддержало: самым веским доказательством в защиту Фукидида были слова Перикла, сказанные им на прошлой Экклесии — будто Фукидид учит афинян бережливости и делает их зорче.
— Ну-ка, промой нам глаза! — потребовала от Фукидида Экклесия. — Поучи нас бережливости! Оправдай похвалу Перикла!
Фукидид не заставил себя долго упрашивать, поднялся на Камень и произнёс речь, которую пожелала услышать Экклесия. Речь против Перикла. Он сказал:
— Осада Самоса стоила вам, афиняне, тысячу талантов. Строительство Пропилей будет стоить две тысячи талантов. Огромные деньги сожрало строительство Длинных стен, роскошных храмов, водопровода, мощёных дорог. Каждому малоимущему, а проще, каждому бездельнику и лентяю вы платите триста драхм. Огромные деньги Перикл тратит на чиновников, на театральные представления, на празднества и на награды. Я уже не говорю о том, что мы продолжаем строить корабли и содержать десятки военных гарнизонов в союзных городах, хотя давно нет войны, хотя мы живём и намерены ещё долго жить в мире со Спартой и Персией. Ни одно государство не может выдержать таких расходов, афиняне! Не выдержат и Афины! Однажды лопнет терпение союзников, наполняющих нашу казну, которых мы бессовестно грабим, тогда Афины рухнут! Перикл морочит вас тем, что вы обладаете свободой, что вам доступны знания, что вам обеспечено денежное содержание. Откройте же глаза и посмотрите, чем являются эти блага на самом деле! Вот что вы увидите: свобода оборачивается всеобщей распущенностью, знания — непочитанием отечественных богов, выплаты и раздачи — праздностью, дармоедством.
Будьте бережливыми и зоркими! Это я вам говорю — Фукидид, которого некоторые хотели бы видеть молчащим!
Аспасия не присутствовала на этой Экклесии, но получила подробный отчёт о ней от стратега Фукидида.
— После удара, который мы нанесли врагам Перикла, следует ждать ответного удара. Бить врагов надо так, чтобы они не могли подняться, лучше — насмерть. К сожалению, не удалось. Приготовимся отразить удар. Хорошо бы знать, кому он будет нанесён в этот раз. Кому? — глядя на Фукидида, спросила Аспасия.
Стратег в ответ только пожал плечами.
Аспасия сама могла бы сказать, кому будет нанесён очередной удар, но не стала — пока это было всего лишь предчувствие, не лишённое, впрочем, расчёта. Расчёт же был таков: удары, нанесённые Фукидидом Анаксагору и Протагору, были направлены прежде всего против Перикла. Таким же будет и третий удар. И он должен быть более болезненным для Перикла, чем предыдущие, если не смертельным. Фукидид понимает, что следующая атака на него может стать решающей, а потому будет бить наверняка. Если не сможет почему-либо нанести удар самому Периклу, то вот другая подходящая мишень — жена Перикла, то есть она, Аспасия. Уничтожить её — значит уничтожить самого Перикла, не вступая с ним в открытый бой. Безопасно для Фукидида и в то же время смертельно опасно для Перикла. Если правда, конечно, что Перикл так любит её, так дорожит ею, как о том говорят. Да, он любит её. Лучше бы не любил, если предчувствие её не обманывает, если Фукидид на самом деле выберет её своей очередной мишенью...
Стратегу не следовало об этом знать. Во-первых, потому, что это конечно же только предчувствие, а во-вторых, если предчувствию суждено сбыться, стратег Фукидид не сумеет ни предотвратить удар олигархов, ни помочь тогда, когда удар будет уже нанесён. Тут ей сможет помочь только Перикл, если не окажется сражённым вместе с ней... О, Зевс, пошли чуму на дом Фукидида! И верни поскорее Перикла...
Предчувствия не обманули Аспасию, и расчёты её оказались верными: Фукидид на этот раз избрал мишенью жену Перикла. В одном лишь она ошиблась: это случилось не так скоро, как могло бы случиться — через два месяца после того, как она сказала себе: «Я готова принять удар Фукидида». Готовность эта заключалась в том, что Аспасия перестала появляться на публике, не созывала друзей, не делала ничего такого, чтобы афиняне могли о ней посудачить — сидела дома, деля досуг между ребёнком и библиотекой мужа. С сыном она была учительницей, а в библиотеке — ученицей. Хорошей учительницей и весьма прилежной ученицей. Сын приносил крепость чувствам, библиотека — мыслям. Ради любви к Периклу-младшему и к Периклу-старшему она готова была вынести всё и сражаться как львица. Знания могли стать её самым сильным оружием. Она сказала себе: «Я готова принять удар Фукидида», когда поняла, в чём будет заключаться этот удар, что он непременно будет походить на те, какие Фукидид нанёс Анаксагору и Протагору. Фукидид традиционен, его действия похожи на действия машины — они повторяются, они однообразны. Аспасия решила, что Фукидид найдёт людей, которые напишут на неё донос архонтам.