Перикл - Страница 99

— Где же твой племянник? — шёпотом спросила Аспасию Афродисия. — Покажи мне его.

— Считай до десяти с левой стороны строя. Десятый — мой племянник Алкивиад, вернее, племянник Перикла. Этот Алкивиад — сын Клиния, который погиб в битве с беотийцами при Коронее, Клиний доводился братом Периклу. Славный мальчик, правда?

— Славный, — ответила Афродисия, вычислив в строю Алкивиада. — И высокий, и стройный, и лицом хорош, как Аполлон.

— Ты упомянула Аполлона. А кто такие Эниалий, Орей, Фалло, Авксо и Гегемона, которых мальчики назвали в клятве?

— Эниалий — покровитель войск, Фалло — это тот, который наполняет клепсидры и олицетворяет юность, Авксо и Гегемона — хариты, которые даруют крепость и могущество всем, кто служит народу и отечеству...

— Мой мальчик тоже будет эфебом и станет в этот строй, — сказала Аспасия.

— Как бы не так, — возразила Афродисия. — Он не будет гражданином Афин, потому что ты милетянка. Разве забыла?

— Могла бы и промолчать, — упрекнула Афродисию Аспасия. — Я ничего не забыла, но к тому времени, когда мой мальчик подрастёт, всё изменится.

— А твой племянник не влюблён в тебя? — хихикнула Афродисия.

— А вот за это я тебя отшлёпаю, — рассердилась Аспасия, — всё бы тебе болтать.

На обратном пути женщины снова заглянули в мастерскую Фидия и увидели в ней Перикла.

Перикл и ещё двое стратегов — это были Менипп, муж Афродисии, и Филохор — беседовали с Фидием и его помощниками, скульпторами и архитекторами, которых собралось человек тридцать. Все обернулись на женские голоса, ворвавшиеся через распахнутую дверь. Женщины, увидев в мастерской столь много мужчин, оторопело взвизгнули, потом поспешно бросились прочь. Только Аспасия и Афродисия, увидев своих мужей, остались стоять.

— Присоединяйтесь к нам, — сказал им Перикл. — Мы как раз говорим о Пропилеях, это интересно.

Аспасия видела, как неодобрительно поглядывал на Афродисию её муж, всем своим недовольным видом давая понять жене, что негоже разгуливать по Акрополю вопреки правилам, по которым жена должна сидеть дома. Афродисия, видя неудовольствие мужа, надула губы, зная, что дома муж станет выговаривать ей, и то и дело бросала короткие взгляды на Аспасию и Перикла, ища в них защиты. Перикл улыбнулся ей, а Аспасия взяла за руку, отчего Менипп помрачнел ещё более.

— Кстати, Аспасия своим столь приятным появлением напомнила мне, что завтра у нас амфидромия, — сказал Мениппу Перикл, когда они вышли из мастерской. — Поэтому приглашаю тебя и Афродисию на наш семейный праздник.

— Мы обязательно придём, — обрадовалась Афродисия не столько приглашению, сколько тому, что муж перед праздником, пожалуй, не станет донимать её упрёками.

— Да, придём, — сказал Менипп, всё ещё сердясь на жену.

Перикл пригласил на амфидромию и Филохора, другого стратега.

— А твоей жены здесь не было? — спросил его Перикл.

— Кажется, была, но убежала, — ответил тот, смеясь. — Испугалась, что, увидев её, я задам ей взбучку.

— Но ты не стал бы, верно?

— Конечно, не стал бы, — поняв, ради чего затеял этот разговор Перикл, ответил Филохор. — Наши жёны — такие же люди, как и мы. Свободу и интересы женщин надо уважать.

— Справедливо, — сказал Перикл.

Афродисия, поняв, как Перикл и Филохор заступились за неё, расцвела от счастья.

На амфидромию в дом Перикла пришло так много гостей, что они едва разместились в перистиле, внутреннем дворике дома, где был устроен очаг, вокруг которого Периклу предстояло пронести, держа на вытянутых вперёд руках, сына и таким образом, следуя старому обычаю, признать ребёнка и принять его в свою семью. Жене на амфидромии отводилась очень маленькая роль: она должна была вынести ребёнка в перистиль и положить его на землю у ног мужа.

Ещё до выноса ребёнка слуги обнесли всех гостей чашами с угощениями и попотчевали вином, так что гости не скучали, пили и закусывали, шутили, смеялись, хвастались друг перед другом подарками, которые они принесли новорождённому и его родителям, Аспасии и Периклу. Гостей развлекали флейтисты и акробаты, приглашённые по случаю праздника, молодые люди, эфебы, обняв друг друга за плечи, показали гостям военный танец, раззадорили всех мужчин, и те норовили тоже пуститься в пляс, когда Эвангел, распорядитель праздника, выйдя в перистиль через широкую дверь экседры, громко объявил о начале амфидромии. Гости успокоились, но снова весело зашумели, когда вслед за Эвангелом в дверях появился Перикл.

Перикл поприветствовал всех, подняв руки над головой и сияя счастливой улыбкой. Потом повернулся лицом к двери, поджидая Аспасию. Она не заставила себя долго ждать, вышла с ребёнком на руках в сопровождении прислуги, приблизилась к Периклу и, наклонившись, бережно опустила на циновку запелёнатого ребёнка. Перикл присел на корточки, взял ребёнка, повернулся к гостям и крикнул, держа сына на вытянутых руках:

— Мой сын! Мальчик! Наследник!

Тут все закричали и зааплодировали, выступили из-под балкона вперёд, держа в руках кружки и мешочки с пшеницей, ячменём, горохом и солью. Едва Перикл сделал шаг вперёд, к очагу, как всё это зерно и соль взвились в воздух, осыпая Перикла и новорождённого.

— От всех злых сил! — закричали гости, бросая горстями ячмень, пшеницу, горох и соль. — На угощение добрым духам! Сколько зёрен, столько и счастливых лет! Хлеб и соль — во все дни!..

Перикл обошёл вокруг очага, да не раз, как было положено по обычаю, а три раза, чтобы гости успели исчерпать свои запасы зерна и соли, которыми теперь была усыпана вся земля вокруг очага, а в очаге, где горел огонь, соль трещала и стреляла на жарком огне, горящее зерно заполнило перистиль хлебным дымом.