Вино было отменное, хиосское, ведро которого на рынке стоит более тридцати драхм, тогда как в других домах даже во время праздников подают аттическое вино, по одной драхме за ведро, а то и совсем дешёвое, по пятнадцати оболов. Ведро фракийского вина стоит всего три обола, его пьют нищие.
Было на столах мясо, свиное и баранье, угри, голавли и окуни, всякая дичь — куропатки, дрозды, рябчики. И конечно, фрукты, какие только можно было найти на рынке в это время года, солёные пироги с разными пряностями и всякие печенья с мёдом, сыром, маком и кунжутом.
— Сколько можно было прожить, если бы такой пир для человека никогда не кончался? — спросил Продик у Гиппократа, который недавно вернулся в Афины и был приглашён Аспасией на дружескую вечеринку.
— Кто любит вино, ленив и обжорлив, тот проживёт, полагаю, не больше месяца, — ответил Гиппократ, человек молодой, красивый, со свежим цветом лица, как и подобает врачам, хорошо одетый — белоснежный хитон и синий гиматий на нём были безупречны, — в меру весёлый и в меру сдержанный. Он пил мало, мелкими глотками, говорил негромко, не размахивал при этом руками, как Продик или Полигнот, — словом, следовал тому правилу, которое сам же и установил: «Врач должен сохранять, насколько это ему позволяет его природа, свежий цвет лица и полноту тела, так как непросвещённые люди думают, что врач, не отличающийся здоровым видом, не может хорошо лечить своих больных. Он должен быть опрятен, прилично одет и иметь при себе благовония, так как всё это нравится больным. Он должен стремиться к той сдержанности и умеренности, которые состоят не в одном молчании, но также в безукоризненно правильной жизни; ничто так не способствует хорошей репутации. Пусть он обладает благородным и великодушным характером; если он окажется таковым, то прослывёт в глазах всех людей за почтенного человека и друга человечества. Излишняя торопливость и излишнее усердие, даже когда они вполне полезны, вызывают презрение. Пусть он сообразует своё усердие с пределами возможного, так как те же самые услуги приобретают большую цену, если они оказываются реже. Что касается внешности, то врач должен иметь вид размышляющий, но не печальный; в противном случае он будет казаться надменным и мизантропом. С другой стороны, врач, предающийся неумеренному смеху и чрезмерной весёлости, считается невыносимым; а этого он должен тщательно избегать. Врач должен быть честным во всех отношениях с людьми».
Прежде чем пригласить Гиппократа в дом, Аспасия купила и прочла его сочинение «О враче» и теперь присматривалась к молодому целителю, оценивая, следует ли он сам своим правилам. О лекарском таланте Гиппократа Аспасия была наслышана давно и хотела, чтобы он стал врачом Перикла, постоянно находился бы при нём, да и при ней тоже. И хотя Перикл не жаловался на здоровье, Аспасия хорошо знала, что с возрастом люди слабеют и поддаются всяким недугам. Перикла же следовало беречь. Для себя и для Афин. Потому что её судьба, а пуще судьба Афин — в его руках. Гиппократ был нужен и друзьям Перикла: Фидию, который уже не молод, но на чьи плечи легла великая забота — строительство Парфенона, создание статуи Афины и всех скульптурных украшений храма; Анаксагору — он тоже не юноша, не может похвастаться здоровьем, всё время простужен и постоянно, даже летом, кутается в тёплый плащ; Гиппократ нужен Калликрату, так высохшему на ветрах и на солнце, постоянно находясь на Акрополе, что, кажется, вот-вот растрескается и рассыплется, как сухой лист; нужен Протагору, который сгорбился от многолетнего писания сочинений и теряет голос, едва начав говорить, — он произнёс уже за свою жизнь столько слов, уча других уму-разуму, сколько Зевс не произнёс, творя из слов весь видимый и невидимый мир; он не нужен Геродоту, Сократу и Продику — они ещё молоды, хотя болезни в равной мере навещают всех, и молодых и старых, но без него трудно будет Софоклу, у которого вот уже месяц слезятся глаза и болят ноги, из-за чего драматург стал просить Перикла, чтоб тот освободил его от должности главного казначея Афин, хотя в этой дол ясности он сегодня как никогда нужен — в Афинах началось такое большое строительство, нуждающееся в деньгах.
Гиппократ нужен Периклу и всем его друзьям, чтобы на многие годы сохранить их здоровье, столь драгоценное для Афин. Они — самое великое богатство города, его ум и слава. Она же, Аспасия, станет оберегать и награждать их своей любовью и заботами.
— Спокойная сила, скромная мощь, простая красота, умная демократия — так я понимаю совершенство, друзья, — сказал Перикл, когда после возлияния Доброму Гению и возложения на голову венков из фиалок и сельдерея — они спасают пирующих от опьянения — была выпита первая чаша. — Мы воплотили силу в спокойствии, ни на кого не нападаем, предлагаем всем мир, хотя могли бы сокрушить весь мир. Спокойствие и сдержанность сильного — высшая доблесть, друзья. Мы воплотили нашу мощь в дружеском и ненавязчивом расположении к нашим союзникам и соседям, ни к чему их не понуждаем, во всём добром подаём пример. Умная демократия — это когда разум управляет страстями, учёность — невежеством, когда частный интерес умело направляется в русло общего интереса. Заметьте, что всё это достигается огромными, часто чрезмерными усилиями и трудами, знанием и умением. Но не об этом сегодня речь. Наша хозяйка хочет — для этого она нас здесь собрала, — чтобы мы поговорили о простой красоте или красоте простоты, о красоте, воплощённой в простоте. Так она пожелала. Давайте же посвятим этой теме наш неторопливый симпосий. Да будет так. Сегодня и впредь. Теперь я умолкаю, — сказал Перикл, когда была осушена вторая чаша. — Теперь нашей беседой будет руководить Аспасия, красота, воплощённая в простоте, — добавил он, то ли напомнив этими словами о теме разговора, то ли отнеся их к самой Аспасии.