В Мемфисе Перикл вновь встретился с Инаром. Приехал на встречу с ним и царь болотистой низменности в дельте Нила Амиртей. И Амиртей и Инар, которым предстояло поделить между собою власть в освобождённом от персов Египте, благодарили Перикла за помощь и просили оставить в Мемфисе часть греческого войска, опасаясь, что самим им не справиться с персами, если те предпримут новый поход. Взамен они обещали союзническую поддержку и щедрую помощь хлебом.
Перикл оставил в Египте несколько тысяч гоплитов, часть флота и по западному рукаву Дельты отправился в обратный путь, неся в Афины весть о новой победе над персами, злейшими врагами Эллады. Ночь перед отплытием он, подобно Солону, провёл в беседе с жрецами, хранителями истории, древнейших преданий и мудрости. Жрец Семерхет, знавший греческий язык — он провёл несколько лет в Сардах, где общался с греками, — был при этом переводчиком. Никого другого, кроме Перикла, жрецы принять не согласились. Беседовали с ним в Доме Бенбен у Великих Пирамид. Главным собеседником Перикла был Великий созерцатель, верховный жрец бога Ра в Гелиополе. Это была тайная беседа, беседа посвящённых с чужестранцем, который, подобно богу, принёс в Египет избавление от врагов, и потому посвящённые могли доверить ему часть тайны, только часть, ибо вся тайна даже посвящёнными постигается лишь в Доме Вечности, за пределами земного горизонта.
— Спрашивай, — сказал Периклу Великий созерцатель, когда огонь над чашей с маслом, распространяя аромат, набрал силу и осветил лица присутствующих.
— Что он сказал? — спросил Семерхета Перикл.
— Он сказал: «Спрашивай», — ответил Семерхет, забывший, должно быть, о том, что его позвали сюда как переводчика, а не как жреца-сема, каким он не был. Жрецы-семы, высокие жрецы, сидели справа и слева от Великого созерцателя на скамье, покрытой козьими шкурами. Огонь осветил не только их суровые лица, но и выбритые наголо головы. Только Великий созерцатель был в чёрном колпаке с золотым диском у лба, который светился гранями красных и зелёных камней. Лицо его было бледным, сухим, над глубоко посаженными глазами свисали седые брови.
— Кто создал всё? — спросил Перикл.
Семерхет перевёл его вопрос.
— Тот, кто проснулся, открыл глаза и чей взгляд стал светом для целого мира. Он увидел всё и всему дал имя, — ответил Великий созерцатель.
— Он увидел то, что уже было?
— Пока он спал, не было ничего.
— Кто разбудил его? — спросил Перикл.
— Безмолвие, — ответил Великий созерцатель. — Проснувшись, он сотворил самого себя, осветил своим взором себя, а мир — его тень.
— Это трудно понять, — сказал Перикл.
— Да, — согласился Великий созерцатель, — но об этом можно думать. Размышляющий об этом приближается к богу. Бог пробудился в самом себе. И ты размышляй в душе своей, сотворённой богом. Живёт тот, кто познает бога. Познание — путь к богу и вечности.
— Не вера, а познание?
— Вера — это чувства, а чувства — от страдания, соприкосновения с миром тел, света, звука, запахов и вкусов. Мир — члены бога. Верующий соприкасается с богом, но не знает его и не знает себя. И камни верят, когда их обжигает солнце или поливает дождь, и звери страдают. Умопостижение мира — удел человека. Человек участвует в сотворении и усовершенствовании мира своим знанием, которое он приносит богу вместе со своей бессмертной душой. С помощью человека бог узнает себя и мир. Сопровождай чувства рассудком — это первая заповедь бога для человека, в этом сам человек и присутствие бога в нём. Смотри и мысли. Истины бога — истины света, а не тёмных наваждений. Человек рождён из чистой слезы Создателя, в которой, как в капле росы, отразился Создатель и весь мир его. Так и в Создателе во всём величии отражается он сам и его творение — мир. Мы видим всё, что видит создатель, и мыслим, как мыслит он, ибо его мысли — это движение Вселенной, которая у нас перед глазами.
— Зачем Создатель населил землю людьми? — спросил Перикл.
— Он хотел иметь малый образец Вселенной для предварительного исследования своих космических замыслов. — Великий созерцатель опустил голову.
— Неудачные или уже воплощённые чертежи и вычисления люди смывают с пергамента или стирают с навощённой дощечки. Так ли и бог поступает с тем, что наносит своей рукой на нашу землю? — спросил Перикл.
— Так, — ответил Великий созерцатель. — Всё, что уже вчера, он стирает, всё, что будет завтра, рисует. Не трогает только Египет, ибо здесь его калам, тростниковая палочка для письма, здесь его краски, здесь его папирус и формулы для вычислений, высеченные на камнях Тотом, богом мудрости, письма и счета, рождённые из его уст. Но всё созданное — временно. Вечно только несотворённое. Не сотворено — творящее. Египет — храм и жилище сотворённых Создателем богов, его сотрудников. Создатель — первый, боги — вторые, человек — третий. Есть предел и Египту, как и всей земле. Тот оставил нам часы, которые укажут конец всему земному.
— Где эти часы? — оживился Перикл.
— Хочешь знать? — чуть заметно усмехнулся Великий созерцатель. — Многие хотели бы знать, где эти часы, но Тот сказал: «Приговорённый к смерти умирает, когда слышит из уст судей приговор».
— Ты знаешь, где эти часы? Спроси, спроси, — поторопил Перикл Семерхета. — Семерхет спросил и перевёл ответ Великого созерцателя:
— Эти часы видят все. Их нельзя не увидеть, они огромны. Часы — вся Вселенная. А указатель пределов — Великие пирамиды, которые там. — Великий созерцатель указал рукой в сторону пирамид.