На этой же Экклесии было решено похоронить Антемокрита с почестями на кладбище у Триасийских ворот. Ещё до похорон Антемокрита в Афины примчался глашатай из Мегар, который сообщил Совету, что мегаряне непричастны к убийству Антемокрита, что сделали это бандиты, промышляющие грабежами, и просил прислать в Мегары другого посла в сопровождении вооружённой охраны. Совет не поверил мегарскому глашатаю, вручил ему постановление Экклесии и выдворил из города. Через два дня из Мегар прибыл новый глашатай в сопровождении двух послов из Спарты с просьбой отменить постановление Экклесии по Мегарам и начать переговоры о примирении. Два обстоятельства способствовали тому, что Перикл отказался созывать Народное собрание для рассмотрения просьбы мегарян и спартанцев: накануне Перикл узнал, что в Спарте на совещании с союзными послами царь Архидам принял решение потребовать от афинян, чтобы те очистили свой город от скверны, которая всё ещё гневит богов и побуждает их настраивать афинян против других эллинских городов, война с которыми станет наказанием для афинян и несчастьем для остального эллинского мира. Эта скверна, или миазма, как понимал Перикл и все, кто знал о ней, существовала в Афинах в лице самого Перикла. Очищение Афин от миазмы означало изгнание Перикла из Афин.
Поразила же скверна Перикла следующим образом. Некто Килон, победитель тридцать пятой Олимпиады и очень знатный человек, запросил перед состязанием дельфийский оракул. Пифия изрекла ему прорицание, истолкованное таким образом, что во время Диасий, праздника Зевса, который отмечается в начале анфестериона, он овладеет афинским Акрополем. Это время наступило как раз во время Олимпийских игр, когда Килон стал победителем, он тут же собрал большой вооружённый отряд — ему помог мегарский тиран Феаген, на дочери которого он был женат, — и двинулся на Афины. Килон без труда захватил Акрополь и объявил себя тираном. Афиняне воспротивились этому и осадили Акрополь. Килон и его приверженцы стали страдать от голода и жажды. Килон не вынес этих мучений и тайно покинул Акрополь, бросив своих соратников на произвол судьбы. Те собрались у алтаря в святилище Афины и стали молить богиню о защите. Видя, что Килоновы друзья могут умереть в святилище и тем осквернить его, афиняне предложили им выйти из храма, пообещав не причинять вреда. Но как только они покинули святилище, горожане набросились на них и стали убивать. Нескольким приверженцам Килона при этом удалось убежать и укрыться неподалёку от храма Афины в святилище Евменид. Но разъярённые убийствами афиняне ворвались туда и добили остальных, осквернив святилище. С той поры они стали считаться нечестивцами и были изгнаны из города. Но некоторые из них со временем вернулись. Перикл — потомок этих осквернителей и святотатцев по материнской линии: предком его матери Агаристы был афинский архонт Алкмеонид Мегакл, который участвовал в убийстве людей Килона в святилище Евменид.
Архидаму очень хотелось избавиться от Перикла до начала войны.
Вторая причина, по которой Перикл не стал созывать Экклесию для рассмотрения просьбы мегарян и спартанцев, заключалась в том, что накануне приезда послов мегарцы похитили двух молодых служанок Аспасии из имения в Ахарне в отместку за то, что афинские молодые люди во время одной из пирушек в Мегарах похитили девку Симефу, танцовщицу и гетеру.
Перикл обиделся на пелопоннесцев за требование об очищении города от скверны, Аспасия обиделась на мегарян за похищение служанок. Обида Аспасии конечно же прибавилась к обиде Перикла.
Он сказал послам Спарты и Мегар:
— Есть закон, по которому я не могу созывать Экклесию для отмены её же постановлений. Этот закон написан на доске. Кто уничтожит эту доску, тот совершит преступление против Афин.
— А ты не уничтожай доску, — посоветовал ему один из пелопоннесских послов. — Ты только переверни её: ведь нет закона, запрещающего это.
— Твои слова остроумны, — ответил послу Перикл, — но не более того.
Экклесия была созвана через три дня, когда мегарских и пелопоннесских послов в Афинах уже не было. Она приняла ответ дарю Архидаму на его требование об очищении Афин от скверны — афиняне решили потребовать от пелопоннесцев, чтобы те очистились от скверны сами: у пелопоннесцев тоже были грехи, связанные с умерщвлением людей в святилищах, — и выслушали речь коринфского посла в Спарте, запись которой была тайно доставлена в Афины. Коринфский посол произнёс её на собрании пелопоннесских союзников в присутствии царя Архидама. Коринфянин старался уговорить всех проголосовать за войну с Афинами. Там были такие слова: «Союзники, выбирайте не мир, а войну, в которой мы непременно победим, ибо на нашей стороне численное превосходство и военный опыт, мы склоним к восстанию афинских союзников и этим лишим Афины всех доходов, дельфийский бог изрёк нам свой оракул и обещал своё заступничество, вся Эллада на нашей стороне».
Заканчивалась же речь коринфянина словами: «Нет сомнения, что Афины, ставшие тираном Эллады, одинаково угрожают всем: одни города уже во власти Афин, над другими они замышляют установить своё господство. Поэтому давайте немедленно выступим против этого города и поставим его на место, чтобы впредь не только самим жить в безопасности, но и освободить порабощённых ныне эллинов!»
Пелопоннесское собрание послов союзных городов после речи коринфянина проголосовало за войну.
Речь коринфянина на Экклесии прочитал эпистат. Сразу после этого к Камню бросились несколько ораторов. Одни из них были за немедленное объявление войны Спарте, другие за отмену мегарской псефизмы и за мир. Последним на Камень поднялся Перикл.